XIII Международный фестиваль искусств «Дягилев P. S.» завершился в Санкт-Петербурге пару месяцев назад. За две недели зрители увидели семь ярких событий. Среди них — масштабный «Приказ короля» из Екатеринбурга, гастроли Государственного театра оперы и балета Республики Саха (Якутия), приуроченые к 100-летию Республики, и три санкт-петербургские премьеры балетов в составе вечера «Лабиринт» — его привез партнер Фестиваля, продюсерская компания MuzArts. Предлагаем вам вспомнить, каким был XIII «Дягилев P. S.», и узнать, каким его увидели критики.

Сердце как клубника

О балете «Дягилев. Сезоны» 

Дягилев — практически собирательный образ, он тут, кажется, и хореограф. Танец-интрига, танец-сплетня, танец-заговор, всё — с подачи Солистки, чья пластика как извивы подколодной змеи. Дуэты ее с Солистом: энергичная борьба воль, с высокими поддержками и злобными пассами рук при выяснении отношений. В какой-то момент на сцене опускается темная ткань, отделяющая Дягилева от артистов. Это Непонимание. Восставшая труппа всё крушит в буквальном смысле. <…>
Занавес почти кубистический: лицо С.П. из кусочков. Точно так же, из фрагментов реальности и ее антиподов сложен спектакль (автор идеи и режиссер Сергей Юрганс). Правда – что была труппа Дягилева. Полуправда – что в ней были такие конфликты между Сергеем Павловичем и артистами: они, конечно, были, но не такие. Не до уровня «декорации сожжены, костюмы уничтожены». Впрочем, второй конфликт, между стервозной Солисткой и анемичным Солистом, взаимная борьба самолюбий и нелюбовь к властному начальнику – будни любой труппы.

Майя Крылова для Classical Music News

Взгляд в «минувшую нежность»

О музыкальном вечере Алексея Гориболя «Бал-маскарад»

Гориболь — всегда источник энергии, без которого существование любого живого ансамблевого взаимодействия невозможно. Сколько бы на сцене ни было прекрасных музыкантов, они, словно в розетку, подключены к Гориболю. Под его вдохновляюще-контролирующим, режиссерско-дирижерским взглядом-жестом артисты феерически отыграли финал театрального действа под названием «Бал-маскарад». Упоительно, виртуозно жонглируя ритмами галопа, вальса, марша, танго, эстрадно броско, остроумными пуленковскими штришочками «подмигивая» слушателю, намекая на объекты пародии-иронии. <…>

Французская музыкально-театральная программа Гориболя не могла обойтись без перевода музыки в танец. Он обожает балет не менее Дягилева и вдохновляется им постоянно, инициируя большие и малые музыкально-танцевальные проекты. <…> «Перевести» знаменитые «Гносиенны» Сати он предложил… главному балетмейстеру театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко Максиму Севагину. Диатоническая прохладность музыки была усилена в фантазете молодого хореографа черно-белой графикой танца и эмоциональной непроницаемостью танцовщиц (солистки — Анна Окунева и Полина Заярная).

Елена Истратова для «Музыкальной жизни» 

В Петербурге прошел фестиваль искусств «Дягилев P. S.»

О «Приказе короля» Вячеслава Самодурова

XX и XXI векам досталась лишь малая толика того, что поставил отец русского классического балета Мариус Петипа. Среди забытых постановок числился и «Приказ короля», который не так давно был обнаружен в архиве Альберта Визентини, композитора XIX века и автора музыки к этому балету. Находка оказалась у Самодурова. От идеи скрупулезно восстанавливать то, что могла видеть в свое время петербургская публика, он отказался, а вместо этого сочинил ремикс из хореографических структур Петипа, танцев эпохи Людовика XIV, пантомимы и современной неоклассики на своем, надо сказать, очень ясном языке — минувшие столетия и век прогресса встретились на одной сцене. Чтобы зритель вдруг не забылся, путешествуя во времени, сценограф помещает в ткань спектакля беспокойный дирижабль, неожиданно нависшую над «королем-солнцем» станцию МКС и сферические лампы накаливания, рифмующиеся с серебристыми пачками балерин, а художник по костюмам одевает часть героев в наряды кислотных оттенков (сцена из спектакля на снимке слева). Ленинградский и петербургский композитор Анатолий Королев подхватил концепцию цитирования, не решившись на технологичные изыски, и просто, но элегантно прописал в своей первой балетной партитуре барочные мотивы блистательного создателя французской национальной оперы Жан-Батиста Люлли.

Ольга Угарова для «Санкт-Петербургских ведомостей» 

Лабиринт

О вечере «Лабиринт» продюсерской компании MuzArts

«Нерв» начинается с композиции черных теней, обтянутых трико: в контрсвете их движения порывисты, линейны и критичны. Фигуры-эмбрионы напоминают заключенных в научно-фантастическом фильме «Матрица», из которой они все же вырываются. Световая партитура меняется, и на авансцену выходят оголенные нервы — буквально: комбинезоны расписаны Галиной Солодовниковой анатомической мышечной схемой, как по учебнику. Костюм подчеркивает каждую мышцу солистов Большого не только метафорически. Когда в руках оказывается подобный материал, то с трудом можно удержаться от конструкций на основе образцовых arabesques, пируэтов в аttitude и sissonnes: оказалось, что наступившее будущее хоть и содрало с нас кожу, оставило нам кое-что из балетной лексики.

Ольга Угарова для диджитал-журнала «Балет»

Что надо знать перед походом на выставку «Любовь к трем апельсинам»

О выставке «Любовь к трем апельсинам. Венеция Казановы — Санкт-Петербург Дягилева»

Кроме портретов Дягилева и Казановы, в зале вас ждёт живопись из Эрмитажа и Русского музея, в том числе портрет Мейерхольда Бориса Григорьева и «Ужин» (1902) Льва Бакста — где, кстати, фигурируют апельсины. Также в первом зале есть остов лодки под потолком. Конструкция напоминает одновременно скелет венецианской гондолы и скандинавскую ладью — невольно думаешь о погребальных традициях викингов.

Театральный художник и автор дизайна проекта Юрий Сучков подтвердил, что ассоциации корреспондента «Фонтанки» неслучайны. «Это оно и есть, — говорит Сучков. — Ладья, гондола — некий скелет, парящий в воздухе. Вообще, эта выставка с мрачноватым, хтоническим дном. Сюжет двойственный, здесь много ощущений «накануне» чего-то. Ладья и гондола — тоже своего рода предвестник. Ну а общая концепция — старинное палаццо, где время будто смыло всё. Я хотел создать это ощущение «смытости». Бирюзовый зал — пространство ночи, тайны, воды. Здесь нет физиологических моментов вроде плесени, это больше про поэтические ощущения — что время стекло, и люди стекли.

Анастасия Семенович специально для «Фонтанки.ру»

Всю пресса о Фестивале доступна в специальном разделе.