В марте 2024 года балетный мир отмечает 135 лет со дня рождения одного из величайших и наиболее известных танцовщиков в истории, Вацлава Нижинского. Его творческая жизнь была недолгой, но оставила значительный след. Эта фигура по сей день вдохновляет творцов со всего света, которые хотят по-своему раскрыть историю дягилевской звезды. Рассказываем, какими были одни из самых примечательных вымышленных образов Нижинского — от Мориса Бежара до Джона Ноймайера.

«Нижинский — Божий клоун» (Nijinsky, clown de Dieu), Морис Бежар

В 1972 году в Брюсселе вышла постановка «Нижинский — Божий клоун», которую придумал Морис Бежар. Название появилось благодаря тексту дневника артиста, где есть формулировка «Я шут в Боге, потому что я люблю шутить. Я хочу сказать, что шут там хорош, где есть любовь». 

Сама постановка основана на текстах записок Нижинского, которые те вёл, пока был в состоянии. Сегодня существуют 4 тома его дневников, в которых можно наблюдать за внутренней жизнью танцовщика — от размышлений о собственных спектаклях до философских высказываний о природе мира и божественного. Бежар перенёс на сцену испанскую версию текстов, которые впервые появились в печати ещё в 1936 году, а одна из самых известных версий появилась на английском в 1953-м.

Комментируя русскоязычную публикацию, балетовед Виолетта Майниеце замечала: «Как-то в 1919 году Нижинский объявил, что даст концерт в местной гостинице. Но заранее не хотел говорить, что именно он будет танцевать. Собралось немало людей, жаждущих увидеть Бога танца, который давно не выступал. „Это будет моё венчание с Богом“, — сказал Вацлав перепуганной жене перед концертом. Он долго стоял неподвижно, словно позабыв, что все на него смотрят. А потом сделал на полу из чёрного и белого бархата большой крест. И, раскинув руки, стал, словно распятие, у его вершины. Потом, укутавшись в материю, он исполнял какие-то дикие танцы, которые испугали присутствующих. Нижинский объяснил, что так выглядит война. И что все честные люди должны бороться за мир, за любовь, жить в Боге. В конце этого странного для близких и крайне тяжёлого вечера гений танца мрачно произнёс: „Лошадка устала“. Больше никогда он уже не выступал».

Мотив креста, распятия одного из крупнейших артистов, его близости к Богу как источнику творчества стал одним из ключевых в постановке Бежара. Главную роль исполнил постоянный вдохновитель хореографа, Хорхе Донн. В его трактовке классический танцовщик научился двигаться свободно, как было свойственно самому Донну, и заговорил на нескольких языках.

«Нижинский» (Nijinsky) и «Вацлав», Джон Ноймайер

Один из самых значимых и растиражированных спектаклей о Нижинском создал Джон Ноймайер — большой поклонник «Русского балета», ценитель истории, коллекционер и умелый рассказчик. Если Бежар опирался на прямую речь танцовщика, его записки, то Ноймайер решил перенести на сцену творческую биографию.

В формальном отношении «Нижинский» — самый сложный спектакль Гамбургского театра. Это театр в театре вдвойне, балет в балете в квадрате. Есть модно одетые зрители, рассаживающиеся за балюстрадой. Есть главный персонаж — сам Нижинский, выходящий на сцену в роскошном халате, как на ринг выходит боксер- чемпион, и делающий выпады-удары в боксерском стиле. И есть персонажи самого Нижинского, которых он играл у Дягилева: Виконт, золотой Раб, Фавн, Видение розы, Петрушка. Все это проходит чередой, как в балете-параде, и все это смешивается, как в балете-сне: Нижинский Ноймайера и воплощения Нижинского-артиста. И есть личная или, точнее, экзистенциальная тема: Нижинский и Дягилев, Нижинский и Ромола и почти нерасторжимое трио — говоря юнгианским языком: Анимус, Анима и Андрогин, Дягилев, Ромола, Нижинский. Иначе говоря, портретный балет, хореографическая биография, равно как и биография самой новой хореографии, бесконечно мучительное и бесконечно легкое создание нового стиля в балетном театре.

Вадим Гаевский о балете «Нижинский»  

В 2009-м, в год столетия первых «Русских сезонов», Нижинский в видении Джона Ноймайера оказался в России. Благодаря Фестивалю «Дягилев P. S.» «Вацлава», станцованную жизнь великого артиста, впервые увидели в России. 

Биографической конкретики в «Вацлаве» нет. Он выстроен на иных, хореографических воспоминаниях. Развернутые пятые позиции ученического класса — косолапые ножки сникшего Петрушки — томный декаданс поз Призрака розы — авангардные углы Фавна — вклиниваются в сумбурные монологи теряющего рассудок героя, пунктиром обозначая главные вехи его балетной жизни.

Татьяна Кузнецова о гастролях Гамбургского балета в рамках «Дягилев P. S.»